НОЧЬ НАД ШАМОРОЙ

Босховский постапокал из самого недра классической “new wave”.

Инопланетные растения проникли на Землю незаметно. Они притаились в огородах и на полянках, среди травы и деревьев, а потом взяли и вымахали в небо стволами метров по сто-двести. Деревья было бесполезно рубить и сжигать (на месте срубленного почти мгновенно появлялись новые побеги), а они тем временем методично высасывали из почвы все полезные ископаемые и воду. Реки и озера высыхали прямо на глазах, земные растения гибли от недостатка воды и света, а насекомые и зверье неизбежно вымирали вслед за своим кормом.

Чтобы сломать и убить экосреду понадобилось меньше года, человеческое же общество уничтожило себя собственными руками. Оградительные отряды, расстрельные команды, еда только для избранных.

Коммуна христианского фанатика Андерсона продержалась дольше остальных. Под бдительным руководством патриарха из Миннесоты выжившие пытались выводить гибридные растения, кормить скот, убивать приблудших беженцев, пока в их маленький садик не пришли хозяева инопланетных растений и не начали жечь людей будто колорадов.

Остатки коммуны сбежали и поселились внутри стволов гигантских растений. Без одежды, провианта, источников света или каких-либо иных признаков цивилизации. Питаясь дурманящей инопланетной мякотью, бесконечно сношаясь в вечной и липкой темноте люди патриарха пытались пережить последнюю зиму человеческого рода.

“Геноцид” - дебютный роман 25-летнего нью-йоркера из Айовы Томаса Диша. Выпускника католической школы, атеиста, путешественника, гея, друга Филипа Дика, неудавшегося (ну, по крайней мере, до 2008 года) самоубийцы. (Это я, наверное, для себя перечисляю. При всей любви к “нью-вэйву”) творчество Диша для меня - сплошное “белое пятно”.

Дебют для своего времени, говорят, удачный, но по современным стандартам все же простоватый. Обычно его сравнивают с постапокалами Балларда (мне еще “Жерминаль” вспоминается и вместе с ним “Хтон”), но все перечисленные книги будут, наверное, посильнее. Во всех перечисленных книгах герои очень сильно уходят за грань, а персонажи Диша при всей своей живучести так и не выползают толком за рамки своих социальных ниш.

Несколько случайных путников застигнуты дождём под крышей небольшой железнодорожной станции. Час уже поздний, с неба льёт, как из ведра, торопиться некуда. Заняться тоже нечем, поэтому один из путников, самый заскучавший, решает рассказать товарищам по несчастью страшную историю про альпинистов, которые застряли в горах, под лавиной. Когда история уже подходит к концу, один из слушателей, таинственный человек в строгом костюме и тёмных очках, внезапно говорит, что рассказчик ошибся. На самом деле, всё было совершенно не так...

Весной 1990 года Fuji TV попытались создать собственное телешоу, аналогичное классическим американским антологиям "Twilight Zone" и "Outer Limits". Попытка была невероятно удачной. За несколько лет авторы шоу сняли более 200 получасовых фантастических историй, ежегодные дополнения к которым выходят как спецвыпуски и по сей день. Что еще более важно - в сериале начали свой творческий путь многие режиссеры и сценаристы, которые десять лет спустя окажутся в первых рядах ударной волны джей-хоррора.

Картина "Истории о необычном: специальное издание", про которую мы сегодня рассказываем - полнометражный фильм, выпущенный на большие экраны к десятилетию с начала проекта. Четыре истории плюс дождливая виньетка с постоянным ведущим и нарратором сериала по имени Тамори. Истории совершенно разные в своей интонации - от хоррора до ромкома, от конспирации до комедии - но прекрасно передающие общий дух проекта.

Первую историю снял один из самых успешных хоррор-мейкеров того времени и ветеран франшизы Масаюки Отиаи (Parasite Eve, Hypnosis, Infection). Историю про ночь, горы, снег и мстительного призрака. Вторую историю, приятно контрастирующую с первой - Масаюки Судзуки (Hero, Princess Toyotomi). Это ироничная дзидайгэки про 47 ронинов с жирным научно-фантастическим твистом по сценарию.

Третья история - самая "сумеречная" по своему духу. По воле режиссера Мамору Хоси (University of Laughs, 1778 Stories of Me and My Wife) два человека будут решать за шахматной доской судьбы других людей. В последней истории от режиссёра Хисао Огуры сотрудники свадебного агентства предложат молодой паре перед росписью испытать виртуальный симулятор их будущей семейной жизни. Одним словом, страшилки на любой вкус.

По нашим временам - да, слегка старомодные, но при это очень обаятельные и вовлекающие. Что, по сути, и было присуще классической "Сумеречной зоне".

(c) http://shinema.ru/films/rus/i/38601/

режиссер Сэйдзи Идзуми

в ролях Ютака Мидзутани, Наруми Ясуда, Аи Хасимото, Мицуко Кусабаэ

Начинается почти как миядзаковский "Сосед Тоторо". Большое семейство - папа, мама, дочка, cын и бабуля - переезжают из-за смены кормильцем работы из Токио в префектуру Иватэ, чтобы жить за городом в большом и почти заброшенном деревенском доме. Жилье здесь совсем не городское, вместо унитаза - дырка в полу, посреди зала - очаг, а над ним крюк для копчения рыбы, но смущает переехавших вовсе не это, а пугающая необходимость новой социализациии, а также живущий в доме лихой полтергейст. Говорят, снимавший прежде этот дом американец по фамилии Фишер не выдержал проказ шаловливого призрака и сбежал из деревни.

Новые жильцы первое время тоже сильно нервничали. Бабушка даже поверила, будто призрак - это её покойный братишка Року, пришедший звать сестру к себе на тот свет, но потом соседи рассказали, что призрак вовсе и не призрак, а самый обыкновенный "дзасики-вараси". По русски - домовой. Маленький и шаловливый дух, похожий на чумазого и немого ребёнка. Когда это выяснилось, жизнь в доме мгновенно изменилась. Сын подружился с домовёнком, стал кормить его конфетами и пускать вместе с ним мыльные пузыри. Мать иногда катала чумазика на спине и пела ему песенки. Мир, идиллия и благодать.

На самом деле, история вовсе не про это. Проблем у семейства Такахаси полон рот: у отца неприятности на работе, бабушка медленно и необратимо впадает в маразм, но в этом нет трагедии и даже драмы. Кино назидательно и очень старомодно говорит, что если семья крепкая и друг друга любит, а еще если у них есть свой собственный домовой, то такой семье не страшны даже Хиросима с Нагасаки. Чтобы я не хотел сказать этой странной сентенцией.

В основе сценария "Дома для домовёнка" - одноименный роман Хироси Огивары, выдвигавшийся в 2008 году на Премию Наоки. Перенести его на экран решил популярный певец и телеактер Ютака Мидзутани. Роль Коити Такахаси - его первая роль в большом кино за последние 29 лет. Ну, а если вспомнить, что последние десять из этих 29 лет Мидзутани снимался на телевидении в сериале "Напарники", то совсем неудивительно, что в режиссеры "Домовёнка" он пригласил главного постановщика этого шоу - Сэйдзи Идзуми.

Постановщик со своей миссией прекрасно справился. Снял нечто теплое, ламповое, назидательное, но при этом глубоко в душе - до боли тивишное, несмотря на зеленую-зеленую траву в кадре и синее-синее небо в небе над ним. Одним словом, Миядзаки может спать спокойно. Он, по прежнему, недостижим.

(с) http://shinema.ru/films/rus/d/38387/

Принято считать, что Харуки Мураками тырит все фишки у американцев. Я, правда, человек малограмотный, и факты этой потырки замечаю очень редко, но вот когда писатель аппелирует к соотечественникам – это прямо всегда словно жирным фломастером поперек страницы. Вот и на этот раз. У нормальных людей Нацумэ Сосэки – это вчерашний день и школьная программа, а я его трилогию только в этом месяце распечатал. И уже первый роман трилогии – это бесконечное (пусть зачастую и крайне субъективное) дежавю на тему книжек про Крысу.

Последние годы эпохи Мэйдзи. 23-летний провинциал по имени Сансиро Огава приезжает в столицу, чтобы учиться в одном из местных вузов. Парень толковый, старательный, но столичные искушения, личная гордыня и буйный тестостерон постоянно толкают героя на непоследовательные и неловкие поступки. Молодость, распутье, товарищ со специфическим моральным кодексом и постоянная суета в поисках “потерянной овечки”, которая является сквозным образом всего произведения.

И еще постоянное ворчание на тему хипстеров эпохи Мэйдзи.

— Молодые люди нынче чересчур дорожат своим «я», не то что мы в юности, когда ещё учились. Тогда, что бы мы ни делали, мы прежде всего помнили о других. Государь, родители, страна, общество — вот что было главным для нас, так уж мы были воспитаны и, если хотите, не отдавая себе в том отчёта, невольно становились лицемерами. Со временем в общественной жизни произошли перемены, лицемерие оказалось ненужным, на смену ему пришёл эгоизм. Собственное «я» — вот что стало важнее всего. Место лицемеров заняли сверхэгоисты, которые и не пытаются скрыть свою подлинную неприглядную сущность, даже, напротив, выставляют её напоказ. Слышали вы когда-нибудь это слово «сверхэгоисты»?

— Да, вот ещё что… — хмыкнул Хирота. — В нашем, двадцатом, веке вошла в моду одна весьма странная вещь, эдакий хитрый выверт: альтруизм, основанный на эгоизме. Вам не встречались люди с такими принципами?
— С какими именно?
— Ну, скажем, из лицемерия откровенно показывать свою неприглядную сущность. Что, не совсем понятно? Вероятно, я не очень хорошо объясняю. Раньше лицемеры заботились главным образом о том, чтобы о них, упаси бог, не подумали плохо. Нынче же нарочно лицемерят открыто, и если человеку от их лицемерия становится не по себе — цель достигнута. Такого рода честность — отличительная черта сверхэгоиста. И движут им как будто самые благие намерения. Словом, что называется, един в двух лицах. В последнее время иные господа просто мастерски пользуются этим приёмом. Когда представитель цивилизованной расы с весьма тонкой нервной организацией стремится стать сверхэгоистом да ещё хочет сделать это с особым изяществом, лучшего способа не придумаешь. Пустить кровь, чтобы убить человека, считается варварством, и этот метод постепенно выходит из моды./

— Вот сэнсэй говорит, что в Токио грязно, что у японцев неприглядный вид. Он разве бывал за границей?
— Ну, что ты! Где ему! У него ведь всё от головы идёт, а факты для него мало значат. Европу изучает по открыткам. Их у него очень много: Триумфальная арка в Париже, здание парламента в Лондоне… После этого Япония, разумеется, кажется ему грязной. Отсюда его нетерпимость. Зато, как ни странно, он может жить в каком угодно грязном доме. Ему всё равно.
— В Токио он ехал в вагоне третьего класса.

Начинается как обычное сплаттер-порно. С описания рабочих будней мясокомбината в городке Абирн. Кровь, кишки, говно, сперма, пот. Писатель честно давит из себя французского натуралиста, но между строк мы понимаем, он готовит нас к какому-то серьезному твисту. Например, что коровы – это вовсе не коровы, а люди. Люди забивают других людей ради мяса. Или люди – это не люди, а коровы, которые забивают других коров ради мяса. Вторая версия мне нравится чуть больше, но писатель предпочитает остановиться на первой.

Примерно через 50 страниц сурового натуралистичного текста один из персонажей случайно выебал дойную тёлочку, но был застукан товарищами, связан и приведён к начальнику смены. Тот посмотрел на персонажа, пожурил его, а потом велел отправить на колбасу. Процесс отправления на колбасу – процесс долгий и мучительный, поэтому описывают его нам подробно, со всем смаком. Отрубить пальцы, вырвать зубы, отрезаять яйца. Пару минут в кислоте, чтобы волосы выпали, после этого на конвеер, где сначала будущую колбасу оглушают из забойника, потом спускают ей кровь… а колбаса, между тем, все еще жива и дышит.

Если кто не понял, “Мясо” - пост-апокал в формате сплаттер-порно. В недалеком будущем после серьезной экологической катастрофы (нам не говорят, что это было – война, катаклизм или дефолт) обитатели городка Абирн решили от безнадёги жрать себе подобных. Придумали новую идеологию и переписали Священное Писание. Мол, Господь завещал, что есть люди, которые хотят кушать, а есть Избранные, готовые пожертвовать своей плотью для спасения сыновей Господних. Кем были Избранные в прошлом – иностранцами, люмпенами или простыми согражданами – писатель не говорит, и это очень правильно. Для нас куда важнее, что обитатели Абирна жрут только мясо, поэтому серьезно болеют и живут максимум до 50 лет.

”Господь превыше всего, плоть священна”

Церковь зорко следит за соблюдением мясной диеты, но постепенно теряет свою власть над паствой. “Мясной Барон” Рори Магнус, хозяин молочной фермы и мясокомбината, плевать хотел на церковные ритуалы, но его беспокоит будущее собственного бизнеса. Магнус знает, что последнее время спрос на мясо сокращается. Граждане отказываются от мясных деликатесов и виной этому подпольный проповедник Джон Коллинз, который прячется вместе со своими приспешниками в подземельях Абирна. Магнус не подозревает, что подлинная угроза исходит, на самом деле, от его лучшего забойщика Рика Шанти, обнаружившего однажды, что он понимает язык Избранных.

Роман ДиЛейси часто сравнивают со “Скотофермой” Оруэлла. К чести автора надо заметить, он избегает прямой эзоповщины и акуратно соблюдает идейный баланс. Иногда кажется, один шаг вправо – и книга превратится в веганский памфлет, два влево – в хоррор для антифы. ДиЛейси бодро шагает посередине, предпочитая детскому морализаторству колею примитивного сплаттера. В некоторые моменты книга начинает напоминать романы Филиппа Дика (особенно в сцене первой встречи Магнуса и Коллинза), но уже несколько страниц спустя это ощущение медленно улетучивается. Иногда мясо это всего лишь мясо.

режиссер Киндзи Фукасаку

в ролях Дзюнко Фудзи, Юмико Ногава, Маки Миямото

Последний "ностальгический" фильм в карьере Киндзи Фукасаку. Всего через год стареющий классик спрячет свои альбомы с видами эпохи Сёва на пыльные антресоли и шарахнет по зрителю "Королевской битвой", своим завершающим и по сей день пугающе актуальным шедевром. Но пока 70-летний Фукасаку и 87-летний сценарист Канэто Синдо играют в куколки и вспоминают молодость. Любопытно, что для первого - это конец 50-х, а для второго - 1936 год, когда его кумир Кэндзи Мидзогути выпустил фильм "Гионские сестры", юную героиню которого вовсе не случайно звали Омотя.

К Омоте мы еще к концу истории обязательно вернемся, но начать её следует с установления координат места и времени. Киото, май 1958 года. Правительство принимает закон, запрещающий в стране легальную проституцию. Традиция, успешно выжившая даже под натиском оккупационных властей, оказывается под угрозой. Мелкие и большие бордели уходят на нелегальное положение, постепенно привыкая к тому, что полиция может в любой момент нагрянуть с погромом или обыском.

Стареющая гейша Сатоэ (Дзюнко Фудзи) тоже не жалует простых шлюх. Быть гейшей - древнее и сложное искусство, а чтобы просто торговать дыркой особого ума и специальных навыков не требуется. Десять лет Сатоэ находится на содержании у богатого торговца Ёсикавы, но последнее время хитрожопый старик ведет себя подозрительно и явно собирается соскочить с крючка. Вся надежда на молодых учениц, работающих под крышей опытной наставницы, но они девушки юные и ветреные, а тут еще и реформы в стране и по счетам платить надо. Короче говоря, не хватает старой гейше простой бытовой стабильности.

Но ведь главная героиня фильма вовсе не она, а юная Токико (Маки Миямото). На первый взгляд, может показаться, что в доме старой гейши девчонка на положении Золушки: воду носит, полы моет, еду готовит. Но это только на первый взгляд. Токико - главное сокровище в доме, в которое хозяйка вкладывает изо дня в день все свои сбережения. Много лет назад девочку купили у родителей, чтобы вырастить из неё с младых ногтей настоящую дорогую майко. С тех пор учили девочку танцам, поэзии, изящным манерам. И вот теперь в течение года Токико станет совершеннолетней, примет имя Омотя и будет представлена на самой дорогой выставке живого товара. "Омотя". "Игрушка". "Куколка"

- Как тебя зовут, красавица? - Куколка.

Грустит ли Куколка из-за того, что её невинность уже продана и оплачена. Нет. Ну, или - почти нет. Отец Токико - известный на всю страну художник-ткач: работает в три смены, зрение посадил, света белого не видит. Старший брат торчит дома без работы: бухает, ходит на левацкие демонстрации.

А она - Куколка. Красивая, изящная, хрупкая. И хотя принц в финале, наверняка, будет старым и беззубым, но обращаться тыквой в полночь и бегать босиком по бесконечным дворцовым лестницам девушке не придется. Работа элитной гейши более стабильна в финансовом и социальном плане, чем работа продавщицы, ткачихи или офисной секретарши. И все герои картины это прекрасно понимают.

(c) http://shinema.ru/films/rus/k/38103/

режиссер Такаси Коидзуми

в ролях Акира Тэрао, Ёсико Миядзаки, Сиро Мифуни

1999 год в истории японского кинематографа - дата начала его эпического и громкого отпевания. Последние мастодонты из покрытого дымкой "золотого века" начинают снимать свои прощальные картины и собирать за них на внутренних фестивалях роскошные венки из наград. В это же время молодые и относительно молодые бунтари, уже какой год работающие наперекор системе, отчаянно пытаются пробиться на Запад, утверждая при любом удобном случае, что не имеют ничего общего с окаменевшей отечественной киношколой.

Первым и самым большим отпевальным венком стал в 1999 году фильм Такаси Коидзуми "Когда пройдет дождь". Последний проект Акиры Куросавы, который великий классик не успел воплотить в жизнь, покинув этот суетный мир в возрасте 88 лет. Его верный ассистент и оруженосец Такаси Коидзуми завершил работу мастера, основываясь на его дневниках и рабочих записях, после чего с триумфом проехался с готовым фильмом по фестивалям и весям. Венеция, Сан-Паоло, Портленд, Вашингтон. Восемь призов японской киноакадемии, включая призы за лучшие картину, сценарий, оператора, музыку, женскую роль второго плана и мужскую - первого. Не один венок, десятки.

В основе сценария - одноименная новелла 1951 года, написанная мастером короткого рассказа Сюгоро Ямамото (1903 - 1967). Куросава дважды брался экранизировать его произведения - "Красная Борода" и "Под стук трамвайных колес" - но третий раз сделать это не успел. Куросава не успел, но зато успели другие. В 1976 году новелла легла в основу пилотной серии телепроекта "Странствия пожилой самурайской четы", где главного героя сыграл Макото Фудзита.
Главный герой рассказа Ямамото и картины Коидзуми - уже немолодой ронин Ихэй Мисава, путешествующий по стране в поисках легкого заработка и постоянной работы. В прошлом ронин был учеником известного мастера кэндо из школы Мугаи-рю - Гэттана Сукэмоти Цудзи (небольшая, но генеральская роль Тацуя Накадаи), из чего мы делаем вывод, что на дворе - первая половина XVIII столетия.

Ихэй мастерски владеет мечом, но он не похож на прочих тямбарных ронинов. Во-первых, у него есть любящая жена Таё - надежда и опора, вечная спутница, о здоровье и безопасности которой ему приходится каждый день заботиться. Во-вторых, сам Ихэй не любит конфликты и присущие людям его профессии высокомерие и драчливость. Даже такой традиционный способ зарабатывания денег как додзё-ябури получил у Ихэя совершенно необычную форму. Что такое додзё-ябури? В школу кэндо приходит странствующий мастер, который бросает вызов её наставнику. Если наставник боится увечий или позора - он отказывается от боя и платит поединщику отступные. Если принимает бой, но проигрывает - тоже платит отступные. Ихэй изменил схему. Он бросает вызов, но в начале поединка сам признает собственное поражение перед лицом могучего противника. Польщенный наставник понимает, что это хороший пиар для его школы и добровольно платит поединщику "за рекламу". Все довольны, никто не умер.

В начале фильма Ихэй и его супруга вынуждены задержаться на несколько дней под крышей нищей уличной таверны. Из-за затянувшихся ливней реку размыло, судоходство прекратилось, поэтому случайные путники - не только Ихэй, но и простые крестьяне, коробейники и даже шлюха - вынуждены целыми днями сидеть под соломенным навесом и ждать солнца. Люди нервничают, злятся, срывают друг на друге гнев. Пытаясь разрядить обстановку, Ихэй решает устроить для случайных попутчиков большой праздник, но для этого ему приходится сходить на еще одно додзе-ябури.

Остановив в лесу поединок между двумя молодым самураями, Ихэй своим мастерством привлекает внимание местного наместник Нагаи Идзуминоками (его играет сын Тосиро Мифуне, любимого актера покойного Куросавы). Наместник восхищен Ихэем, его прямотой и честностью. Он предлагает ронину место старшего наставника по фехтованию для своих самураев, но у этого предложения нет будущего. Вспыльчивый нрав нового сюзерена, социальные ограниченность и высокомерие его советников и вольнолюбивый характер самого Ихэя становятся причиной того, что, дождавшись окончания дождя, ронин и его жена продолжают свой путь.

Известно, что Коидзуми изрядно переписал сценарий Куросавы (в том числе, порядком изменил концовку), но смущает вовсе не это. Классический Куросава был не только великим гуманистом, но и редкостным ницшеанцем. Его самураи проливали кровь за простых смердов, но при этом они всегда осознавали себя существами высшего порядка. Не овечками из стада, а пастырями. Про Ихэя Мисаву этого не скажешь. Он уже из породы киношных самураев нового времени, из "сумеречных". Помятых, измученных, с картофельной грядкой на заднем дворике.

(c) http://shinema.ru/films/rus/k/38113/

режиссер Киёси Сасабэ

в ролях Аой Миядзаки, Масато Сакаи, Кэндзи Цуда

Пять лет назад Микио Такадзаки сказал своей молодой невесте Харуко: я буду работать и зарабатывать деньги, а ты будешь рисовать мангу, я вижу, что у тебя прирожденной талант, ты станешь великим мангакой. Это было красивое, но при этом вполне бытовое предложение о женитьбе. Они расписались и стали жить вместе. Хэппи-энд? Нет.

Прошло пять лет. Однажды утром Микио Такадзаки проснулся, чтобы пойти на работу и обнаружил, что не может сделать себе завтрак - руки не слушаются. Первые признаки грядущей болезни он заметил у себя уже давно: головные боли, отсутствие аппетита, тошнота, бессонница. Но теперь врач поставил четкий и однозначный диагноз: у вас, молодой человек, депрессия. Болезнь серьезная, лечиться надо не меньше года, образ жизни менять, таблетки глотать, вести дневник, регулярно приходить ко мне на приём.

Депрессия - болезнь позорная. Особенно, если ты японец, которого с младых ногтей учили "вьебывать, вьебывать, вьебывать". Гамбаттэ, вперед и с песней! Что, у тебя депрессия? Издеваешься? А кто работать будет?

Понимая, что муж с работы сам не уволится, Харуко заставляет его это сделать в ультимативном порядке: либо я, либо работа. Но кто тогда будет деньги зарабатывать, говорит Микио, еле сдерживая слезы. Деньги? А?

Сказать по честному, великим мангакой Харуко Такадзаки за пять лет так и не стала. Её единственный печатный стрип не пользуется популярностью у читателей, поэтому закрывается в следующем месяце. Если подумать, то девушка сейчас сама одной ногой в хронической депрессии. И что делать - не имеет ни малейшего понятия.

А тут еще и депрессующий муж плачет горючими слезами, валяясь на татами.

Целительным для Харуко становится разговор со старшим редактором из её издательства. Мы закрыли твою мангу не потому что читателям она не нравится, просто мы видим, что тебе самой это неинтересно. Запомни, коллега, рисовать всегда надо о том, что для тебя самой имеет значение.

В этот день героиня пришла домой и нарисовала первую картинку для новой манги "У любимого депрессия".

Эта манга стала бестселлером. На данный момент она вышла в Японии тиражом в 530.000 экземпляров. И это если не говорить про два официальных сиквела. А потом по её мотивам сняли телесериал, а позднее еще и фильм, про который мы, собственно, сейчас и пытаемся рассказывать.
Самая сильная сторона этого фильма (и одновременно - самая слабая) - это то, что она нарисована по реальным событиям. По этой причине это не учебник и не пособие по оказанию скорой помощи, а подробная хроника того, как два неопытных человека пытаются бороться с серьезным недугом. Хроника неожиданных открытий и фатальных ошибок. Грустная, временами трагичная, но с дюжей долей жизненного оптимизма. Автору удается рассказывать в комическом ключе даже про неудачные попытки суицида. Это заслуживает уважения.

Автора зовут Тэнтэн Хосокава. Она старше актрисы Аой Миядзаки лет на десять, но оба эти факта не имеют особого значения. Для тысяч своих читателей она - ролевая модель, образец решительности и отваги.

(c) http://shinema.ru/films/rus/u/37987/

Не подозревал, что лучшее и наиболее злое произведение про Интернет и про его влияние на мозги простых смертных было написано еще 80 лет назад в революционном Китае.

Из фантастической повести китайского классика Лао Ше мы узнаём о первом азиатском экипаже их двух человек, отправленном с Земли на Марс. Во время неудачного падения на Красную планету один из космонавтов погибает, а второй попадает в поселение кошкообразных аборигенов. Цивилизация кошачьих, некогда могучая и величественная, пребывает ныне в серьезном упадке, поэтому вооруженный спичками и револьвером китайский космонавт оказывается в глазах местных могучим и непобедимым воином.

Причина падения цивилизации кошачьих тривиальна – это сьедобные листья дурман-дерева. Много лет назад они были привезены из-за границы и с тех пор заменили кошкам деньги, еду и любые развлечения.

…Есть дурманные листья очень приятно и выгодно, после них разыгрывается воображение, но руки и ноги перестают двигаться. Поэтому землепашцы вскоре забросили свою землю, а ремесленники свои ремесла… Но зато после возведения дурманных листьев в ранг государственной пищи кошачья цивилизация стала развиваться во много раз быстрее, чем прежде: дурманные листья отбили охоту к физическому труду, что позволило сконцентрировать энергию на духовной деятельности. Особенно прогрессировали поэзия и искусство: за последние четыреста лет кошачьи поэты ввели в поэтический язык множество новых словосочетаний, не употреблявшихся за всю предшествующую двадцатитысячелетнюю историю, например, такое, как «драгоценный живот»… В древности люди-кошки воевали с иностранцами и даже побеждали, но за последние пятьсот лет вследствие междоусобиц совершенно позабыли об этом, обратили все усилия на внутренние раздоры и стали очень бояться иностранцев…

…Я спросил, из чего были сделаны кандалы. Он пожал плечами и сказал, что их привезли из-за границы.
– За границей есть много полезных вещей, но нам ни к чему подражать им. Ведь наше государство самое древнее!

Про высшее образование.

…Когда новое образование еще только вводилось, в наших школах существовали разные классы, учеников оценивали по качеству знаний, но постепенно экзамены были упразднены (как символ отсталости), и ученик кончал школу, даже если не ходил в нее. К сожалению, выпускники начальных школ и университетов пользовались неравными привилегиями, и это вызвало недовольство учащихся начальной школы: «Ведь мы ходим на уроки не меньше, чем студенты!» Тогда была проведена кардинальная реформа, согласно которой день поступления в школу считался одновременно днем окончания университета. А потом… Прости, «потом» не было. Какое тут может быть «потом»?

Реформа оказалась прекрасной – для Кошачьего государства. По статистическим подсчетам, наша страна сразу заняла первое место на Марсе по числу людей с высшим образованием. Мы очень обрадовались, хотя и не возгордились: люди-кошки любят только факты. Это же факт, что у нас больше всего людей с высшим образованием, поэтому все удовлетворенно улыбались. Император был доволен реформой потому, что она свидетельствовала о его любви к народу, к просвещению. Учителя были довольны тем, что все они стали преподавателями университетов, что все учебные заведения превратились в высшие, а все ученики стали первыми. Отцы семейств с удовлетворением взирали на своих семилетних сопляков, которые кончали университеты, так как умные дети – гордость отцов и матерей. Об учениках я уже не говорю: они были просто счастливы, что родились в Кошачьем государстве. Достаточно им было не умереть к семилетнему возрасту, как высшее образование обеспечено. Еще больший эффект принесла эта реформа с экономической точки зрения. Раньше императору приходилось ежегодно выделять средства на образование, а образованные люди часто начинали вредить ему. За свои же деньги такие неприятности! Теперь стало иначе: император не тратил ни монеты, число людей с высшим образованием все увеличивалось, и ни один из них даже не думал затронуть Его Величество. Правда, многие учителя померли с голоду, но крови проливалось куда меньше, чем прежде, когда преподаватели ради заработка подсиживали друг друга, ежедневно губили своих коллег и подбивали студентов на волнения.

Ты спрашиваешь, почему люди еще соглашаются быть директорами или преподавателями? Это связано с двухвековой исторической эволюцией. Сначала предметы в школах были разные и специалисты из этих школ выходили разные. Одни изучали промышленность, другие – торговлю, третьи – сельское хозяйство… Но что они могли делать после окончания? Для тех, кто изучал машины, мы не приготовили современной промышленности; изучавшие торговлю были вынуждены становиться лоточниками, а стоило им начать дело покрупнее, как их грабили военные; специалистам но сельскому хозяйству приходилось выращивать только дурманные деревья. Словом, школы никак не были связаны с жизнью, и у выпускников оставалось два основных пути: в чиновники или в преподаватели. Для того чтобы стать чиновником, нужно было иметь деньги и связи, лучше всего при дворе, тогда ты одним скачком мог оказаться на небе. Но у многих ли бывают сразу и деньги, и связи? Большинству приходилось идти в учителя, потому что люди, получившие новое образование, неохотно становились ремесленниками или лоточниками.

Про политику.

– Какие-нибудь государства на Марсе уже осуществляют подобный строй?
– Да, уже более двухсот лет.
– А ваша страна?
Маленький Скорпион задумался. Мое сердце прыгало от нетерпения. Наконец он сказал:
– Мы тоже пытались, шумели. Я даже не помню учения, которое бы мы не пытались осуществить.
– Что значит «шумели»?
– Предположим, у тебя непослушный ребенок. Ты его ударил. Я узнал об этом и ударил своего ребенка – не потому, что он непослушный, а просто в подражание тебе. Поднимается шум, шумиха. То же самое и в политике.
– Расскажи, пожалуйста, подробнее, – попросил я. – Может, шумиха – это не так уж плохо, если она приводит к переменам.
– Перемены – не всегда прогресс…
Я улыбнулся. Ну и ядовит же этот Маленький Скорпион! А он продолжал после недолгого молчания:
– На Марсе больше двадцати стран, у каждой свое политическое направление, своя история. А мы случайно узнаем о какой-нибудь стране и поднимаем у себя шумиху. Потом услышим, что в другой стране произошла реформа – снова не обходимся без шумихи. В результате другие страны действительно проводят реформы, а мы – нет. Особенность наша в том, что чем больше мы шумим, тем хуже нам живется...

Ну, то есть понятно, что Лао Ше пишет про Китай начала XX столетия, но уж слишком его горькая сатира напоминает наши родные реалии. Не оторваться.

режиссеры Йылмаз Гюней и Шериф Герен

в ролях Тарик Акан, Халил Эргюн, Мераль Орхонсай

В одной Богом забытой турецкой тюрьме жили-были зеки. Жили - не тужили: работали честно, друг друга не содомировали, вертухаев не обижали, были во всех отношениях няшками и паиньками. Но однажды получили они увольнительный на неделю и отправились по домам. И оказалось, что жизнь за стенами тюрьмы – полное говно, настоящая турецкая дистопия. По улицам ходят вооруженные до зубов патрули. Не понравишься – забьют прикладами насмерть или просто пристрелят.

Но и это еще цветочки. Если бы только правительство и солдатня напрягали, так еще и родня тиранит. Традиционное, мать его, общество. Одному говорят: мол, джигит должен грабить, убивать, в тюрьме сидеть. Другому: жена тебе изменила – бери теперь топор и возвращай честное имя нашему роду.

Эх, тяжела судьба настоящего курда!


Если турецкая тюрьма ассоциируется у вас исключительно с “Полночным экспрессом”, то гюнеевская “Дорога”, наверняка, станет большим сюрпризом. Сидельцы здесь чистенькие, спокойные, даже благородные – чего не скажешь о мире за пределами тюремных стен.

И в этом нет ничего странного. “Дорога” – матёрый диссидентский артхаус. Его режиссер - курдский активист Йылмаз Гюней – в момент работы над картиной отбывал срок за убийство. Гюней писал в камере сценарий, делал заметки и передавал их на волю своему ассистенту Герену. Пока ассистент корячился над фильмом, Гюней сбежал из тюрьмы. И не просто из тюрьмы, а вообще из страны. Поселился в Германии, получил политическое убежище, после чего перемонтировал картину и пристроил её на фестиваль в Канны.

Результат известен – Золотая пальмовая ветвь.